А.Н.Островский. Праздничный сон — до обеда*
Картины из московской жизни
Москва, Изд-во "Книжная палата", 2001
OCR & spellcheck: Ольга Амелина, август 2005
[*По народному поверью, сон, виденный под праздник, сбывается только до обеда (Примеч. авт.)]
ЛИЦА:
П а в л а П е т р о в н а Б а л ь з а м и н о в а, вдова.
М и х а й л о Д м и т р и ч Б а л ь з а м и н о в, ее сын, чиновник, 25 лет.
К л е о п а т р а И в а н о в н а Н и ч к и н а, вдова, купчиха, 35 лет.
К а п о ч к а (Капитолина), ее дочь, 17 лет.
У с т и н ь к а, подруга Капочки, купеческая дочь, 20 лет.
А к у л и н а Г а в р и л о в н а К р а с а в и н а, сваха.
Н и л Б о р и с ы ч Н е у е д е н о в, купец, брат Ничкиной, 40 лет.
Ю ш а (Е ф и м), сын его, 13 лет.
М а т р е н а, кухарка у Бальзаминовых.
М а л а н ь я, горничная у Ничкиной.
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Бедная комната; направо дверь, у
двери старинные часы; прямо печь
изразцовая, с одной стороны ее шкаф,
с другой — дверь в кухню; налево
комод, на нем туалетное зеркало; на
первом плане окно, у окна стол.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Б а л ь з а м и н о в а (одна, сидит с
чулком в руках). Миша! Миша! Что ты
там в кухне делаешь?
Бальзаминов из кухни: «Не мешайте,
маменька! Матрена меня завивает!»
Все завивается! Все завивается!
Красотой-то своей уж очень занят. Эх,
молодо, зелено! Все счастье себе
хочет составить, прельстить кого-нибудь.
А я так думаю, не прельстит он
никого; разумом-то он у меня больно
плох. Другой и собой-то, из лица-то
неказист, так словами обойдет, а мой-то
умных слов совсем не знает. Да, да!
Уж и жаль его. Знай-ка он умные-то
слова, по нашей бы стороне много мог
выиграть: сторона глухая, народ
темный. А то слов-то умных не знает.
Да и набраться-то негде. Уж хоть бы
из стихов, что ли, выписывал. (Подумав.)
И диковина это, что случилось! В
кого это он родился так белокур?
Опять беда: нынче белокурые-то не в
моде. Ну и нос... не то чтобы он
курносый вовсе, а так мало как-то,
чего-то не хватает. А понравиться
хочется, особенно кабы богатой
невесте. Уж так, бедный, право,
старается — из кожи лезет. Кто ж
себе враг! Сторона-то у нас такая,
богатых невест очень много, а глупы
ведь. Может, Мише и посчастливится
по их глупости. Умишком-то его очень
бог обидел.
Бальзаминов кричит из кухни: «Маменька,
я хочу а ля полька завиться!»
Глупенький, глупенький! Зачем ты
завиваешься-то? Волосы только
ерошишь да жжешь, все врозь смотрят.
Так-то лучше к тебе идет,
натуральнее! Ах ты, Миша, Миша! Мне-то
ты мил, я-то тебя ни на кого не
променяю; как-то другим-то
понравишься, особенно богатым-то?
Что-то уж и не верится! На мои-то бы
глаза лучше и нет тебя, а другие-то
нынче разборчивы. Поговорят с тобой,
ну и увидят, что ты умом-то
недостаточен. А кто ж этому виноват?
(Вздыхает.) Глупенький ты мой! А ведь,
может быть, и счастлив будет.
Говорят, таким-то бог счастье дает. (Вяжет
чулок.)
Бальзаминов в халате вбегает из
кухни.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Бальзаминов, Бальзаминова и
Матрена.
Б а л ь з а м и н о в (держась за
голову).Ухо, ухо! Батюшки, ухо!
М а т р е н а (в двери; со щипцами). Я
ведь не полихмахтер, с меня что
взять-то!
Б а л ь з а м и н о в. Да ведь я тебя
просил волосы завивать-то, а не уши.
М а т р е н а. А зачем велики отрастил!
Ин шел бы к полихмахтеру; а с меня
что взять-то! (Уходит.)
Б а л ь з а м и н о в. Батюшки, что ж
мне делать-то! (Подходит к зеркалу.)
Ай, ай, ай! Почернело все!.. Уж больно-то,
нужды б нет, как бы только его
волосами закрыть, чтобы не видно
было.
Б а л ь з а м и н о в а. За дело!
Б а л ь з а м и н о в. Какое, задела!
Так горячими-то щипцами все ухо и
ухватила... Ой, ой, ой! Маменька! Даже
до лихорадки... Ой, батюшки!
Б а л ь з а м и н о в а. Я говорю, Миша,
за дело тебе. Зачем завиваться! Что
хорошего! Точно как цирульник; да и
грех. Уж как ни завивайся, лучше не
будешь.
Б а л ь з а м и н о в. Как вы, маменька,
мне счастья не желаете, я не понимаю.
Как мы живем? Просто бедствуем.
Б а л ь з а м и н о в а. Так что ж! Зачем
же волосы-то портить?..
Б а л ь з а м и н о в. Да ведь нынче
праздник.
Б а л ь з а м и н о в а. Так что ж, что
праздник?
Б а л ь з а м и н о в. Как что? Здесь
сторона купеческая; может такой
случай выйти... Вдруг...
Б а л ь з а м и н о в а. Все у тебя
глупости на уме.
Б а л ь з а м и н о в. Какие же
глупости?
Б а л ь з а м и н о в а. Разумеется,
глупости. Разве хорошо? Растреплешь
себе волосы, да и пойдешь мимо
богатых купцов под окнами ходить.
Как-нибудь и беды наживешь. Другой
ревнивый муж или отец вышлет
дворника с метлой.
Б а л ь з а м и н о в. Ну, что ж такое?
Ну, вышлет; можно и убежать.
Б а л ь з а м и н о в а. Незачем
шататься-то.
Б а л ь з а м и н о в. Как незачем?
Разве лучше в бедности-то жить! Ну, я
год прохожу, ну два, ну три, ну пять
— ведь также у меня время-то идет, —
зато вдруг...
Б а л ь з а м и н о в а. Лучше бы ты
служил хорошенько.
Б а л ь з а м и н о в. Что служить-то!
Много ли я выслужу? А тут вдруг
зацепишь мильон.
Б а л ь з а м и н о в а. Уж и мильон?
Б а л ь з а м и н о в. А что ж такое!
Нешто не бывает. Вы сами ж сказывали,
что я в сорочке родился.
Молчание.
Ах, маменька, не поверите, как мне
хочется быть богатым, так и сплю, и
вижу. Кажется... эх... разорвался бы!
Уж так хочется, так хочется!
Б а л ь з а м и н о в а. Дурное ли дело!
Б а л ь з а м и н о в. Ведь другой и
богат, да что проку-то: деньгами не
умеет распорядиться, даже досадно
смотреть.
Б а л ь з а м и н о в а. А ты умеешь?
Б а л ь з а м и н о в. Да, конечно, умею.
У меня, маменька, вкусу очень много.
Я знаю, что мне к лицу. (Подбегает к
окну.) Маменька, маменька, поглядите!
Б а л ь з а м и н о в а. Нужно очень!
Б а л ь з а м и н о в. Какая едет-то!
Вся бархатная! (Садится у окна,
повеся голову.) Вот кабы такая
влюбилась в меня да вышла за меня
замуж, что бы я сделал!
Б а л ь з а м и н о в а. А что?
Б а л ь з а м и н о в. А вот: во-первых,
сшил бы себе голубой плащ на черной
бархатной подкладке. Надо только
вообразить, маменька, как мне
голубой цвет к лицу! Купил бы себе
серую лошадь и беговые дрожки и
ездил бы по Зацепе, маменька, и сам
правил...
Б а л ь з а м и н о в а. Все-то вздор у
тебя.
Б а л ь з а м и н о в. Да, я вам и забыл
сказать, какой я сон видел! Вот
разгадайте-ка.
Б а л ь з а м и н о в а. Ну, говори,
какой?
Б а л ь з а м и н о в (берет стул и
садится подле матери). Вот, вдруг я
вижу, будто я еду в хорошей коляске
и одет будто я очень хорошо, со
вкусом: жилетка будто на мне,
маменька, черная, с мелкими
золотыми полосками; лошади будто
серые, а еду я подле реки...
Б а л ь з а м и н о в а. Лошади — ложь;
река — речи, разговор.
Б а л ь з а м и н о в. Слушайте,
маменька, что дальше было. Вот, вижу
я, будто кучер меня уронил, во всем-то
в новом платье, и прямо в грязь.
Б а л ь з а м и н о в а. Грязь — это
богатство.
Б а л ь з а м и н о в. Да какая грязь-то,
маменька! Бррр... И будто я в этом...
весь перепачкался. Так я и обмер! Во
всем-то в новом, вообразите!
Б а л ь з а м и н о в а. Это... золото.
Это тебе к большому богатству.
Б а л ь з а м и н о в. Кабы сбылось!
Хоть бы вот насмех один сон сбылся!
Уж сколько я таких снов видел: и
денег-то у меня много, и одет-то я
очень хорошо — проснешься, хвать,
ан нет ничего. Один раз генералом
себя видел. Как обрадовался! Нет!
Перестану верить снам.
Б а л ь з а м и н о в а. Как можно не
верить.
Б а л ь з а м и н о в. Нет, нет! Один
обман...
Б а л ь з а м и н о в а. А вот подождем.
Праздничный сон — до обеда
сбывается: коли до обеда не
сбудется, так ничего не будет, —
надобно его совсем из головы
выкинуть.
Б а л ь з а м и н о в. Я, маменька,
оденусь да пойду погуляю. (Уходит.)
Б а л ь з а м и н о в а. А сон-то в самом
деле хорош. Чего не бывает на свете!
Может быть, и ему счастье выйдет.
М а т р е н а (в дверях). Какая-то
старуха, русачка, вас спрашивает.
Б а л ь з а м и н о в а. Ну, позови!
Матрена уходит.
Что ей от меня нужно? Право, не
придумаю. Уж не сваха ли?
Красавина входит.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Красавина и Балъзаминова.
Б а л ь з а м и н о в а. Садитесь,
матушка!
Красавина садится.
Что вам угодно?
К р а с а в и н а. Аль не узнали?
Б а л ь з а м и н о в а. Не признаю,
матушка.
К р а с а в и н а. Уж, кажется, нашу
сестру из тысячи выберешь. Видна
сова по полету. Где сын-то?
Б а л ь з а м и н о в а. Одевается.
К р а с а в и н а. Ну, уж кавалер,
нечего сказать! С налету бьет!
Крикнул это, гаркнул: сивка, бурка,
вещая каурка, стань передо мной, как
лист перед травой! В одно ухо влез, в
другое вылез, стал молодец молодцом.
Сидит королевишна в своем новом
тереме на двенадцати венцах.
Подскочил на все двенадцать венцов,
поцеловал королевишну во сахарны
уста, а та ему именной печатью в лоб
и запечатала для памяти.
Б а л ь з а м и н о в а. Теперь, матушка,
понимаю. Миша, Миша!
Бальзаминов входит во фраке.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Те же и Бальзаминов.
К р а с а в и н а. Красота моя
неописанная! Младой вьюнош, чем
дарить будешь?
Б а л ь з а м и н о в. Кого?
К р а с а в и н а. Меня.
Б а л ь з а м и н о в. За что?
К р а с а в и н а. Много будешь знать,
скоро состареешься. Ты подарок-то
готовь.
Б а л ь з а м и н о в (сконфузившись).
Чем тебя дарить-то? (Шарит в
карманах.) Право... эх... ничего-то у
меня нет.
К р а с а в и н а. На нет — суда нет.
Теперь нет, после будет. Смотри же,
уговор лучше денег. Мне многого не
надо, ты сам человек бедный, только
вдруг счастье-то тебе такое вышло.
Ты мне подари кусок материи на
платье да платок пукетовый,
французский.
Б а л ь з а м и н о в. Да уж хорошо, уж
что толковать!
К р а с а в и н а. Что разгорячился
больно! Надо толком поговорить. Ты
свое возьмешь, и мне надо свое взять.
Так смотри же, французский. А то ты
подаришь, пожалуй, платок-то по
нетовой земле пустыми цветами.
Б а л ь з а м и н о в. Да уж все, уж все,
только говори.
К р а с а в и н а. Аль сказать?
Б а л ь з а м и н о в. Говори, говори!
Маменька, вот сон-то!
Б а л ь з а м и н о в а. Да, Миша.
К р а с а в и н а. Разве видел что?
Б а л ь з а м и н о в. Видел, видел.
К р а с а в и н а. Ну, вот тебе и вышло.
Б а л ь з а м и н о в. Да что вышло-то?
К р а с а в и н а. Ишь ты какой
проворный! Так тебе вдруг и сказать!
Вы хоть бы меня попотчевали чем-нибудь.
Уж, одно слово, обрадую.
Б а л ь з а м и н о в. Маменька, что ж
вы сидите в самом деле! Всего-то
один сын у вас, и то не хлопочете об
его счастье!
Б а л ь з а м и н о в а. Что ты, с ума,
что ли, сошел!
Б а л ь з а м и н о в. Да как же,
маменька! Сами теперь видите, какая
линия мне выходит. Вдруг человеком
могу сделаться... Поневоле с ума
сойдешь.
Б а л ь з а м и н о в а. Чаю не хотите
ли?
К р а с а в и н а. Пила, матушка, раза
четыре уж нынче пила. Форму-то эту
соблюдаешь, а проку-то от него
немного.
Б а л ь з а м и н о в а. Так не
прикажете ли водочки?
К р а с а в и н а. Праздничный день —
можно. Я от добра не отказываюсь; во
мне нет этого.
Б а л ь з а м и н о в а (достает из
шкафа водку). Матрена! Сбегай в
лавочку, возьми колбасы.
Матрена из кухни: «Что бегать-то,
коли дома есть!»
Так подавай поскорее.
Матрена из кухни: «Подам! над нами
не каплет».
Б а л ь з а м и н о в. Ведь вот удавить
Матрену — ведь мало.
Бальзаминова идет в кухню и
приносит на двух тарелках хлеб и
колбасу и ставит на стол.
Б а л ь з а м и н о в а. Кушайте.
К р а с а в и н а. Я ни от чего не
отказываюсь. Все добро, все на
пользу. Ничем не брезгаю. В одном
доме хотели надо мной насмешку
сделать, поднесли вместо водки
рюмку ладиколону.
Б а л ь з а м и н о в а. Скажите! Какая
насмешка!
К р а с а в и н а. Ничего. Я выпила да
еще поблагодарила. От него ведь
вреда нет, от ладиколону-то. С
праздником! (Пьет и закусывает.)
Б а л ь з а м и н о в а. Кушайте на
здоровье! Как вас звать?
К р а с а в и н а. Акулина Гавриловна.
Между народом-то Говорилихой
прозвали, так Говорилихой и кличут.
Б а л ь з а м и н о в. Чем же, Акулина
Гавриловна, обрадуете?
К р а с а в и н а. Будто не знаешь! Ты
ведь заполонил-то, так должен знать.
Б а л ь з а м и н о в. Право, не знаю.
К р а с а в и н а. Каков молодец! Ох,
глаза твои плутовские, больно
завистливы! Высоко глаза-то
закидываешь! А девка-то теперь
сохнет, по стенам мечется. Видит
беду неминучую, за Говорилихой
сейчас: «Выручай, Говорилиха!» — А
Говорилихе-то и на руку. Посольскую
должность мне не в первый раз
править. Ноги с подходом, голова с
поклоном, язык с приговором.
Б а л ь з а м и н о в. Да от кого?
К р а с а в и н а. От кого! Тебе все
скажи. Сам догадайся. Где с утра до
ночи основу-то снуешь, аль не знаешь?
Он-то ходит под окнами манирует, а
она ему из второго этажа пленирует.
Б а л ь з а м и н о в. Так неужто
Ничкина?
К р а с а в и н а (ударив рукой по
столу). В самую центру!
Б а л ь з а м и н о в (ухватив себя за
голову, вскакивает). О-ох, маменька! (Стоит
в оцепенении.)
Б а л ь з а м и н о в а. Что с ним?
К р а с а в и н а. От любви. Еще хуже
бывает. Любовь — ведь она жестокая
для сердец. Нет ее ужасней. За
неверность кровь проливают.
Б а л ь з а м и н о в. Ах! (Садится на
стул.)
Б а л ь з а м и н о в а. С чем же они,
матушка, вас к нам прислали, с каким
предложением?
К р а с а в и н а. Насчет знакомства.
Надо прежде познакомиться.
Б а л ь з а м и н о в а. Разумеется.
Б а л ь з а м и н о в. Познакомиться!
Боже мой!
Б а л ь з а м и н о в а. Как же, матушка,
это сделать?
К р а с а в и н а. А вот пошлите
молодца-то ужо, после вечерен, будто
попроситься в сад погулять, да
вечером и приходите, — они вас
деликатным манером пригласят чай
кушать.
Б а л ь з а м и н о в а. Ну, и прекрасно,
мы так и сделаем.
Б а л ь з а м и н о в. Маменька, я с ума
сойду! Мне уж что-то казаться
начинает.
Б а л ь з а м и н о в а. Глупенький,
глупенький!
К р а с а в и н а. Любовь действует.
Так что ж мне своим-то сказать?
Б а л ь з а м и н о в а. Миша что
скачать?
Б а л ь з а м и н о в. Скажи, что я
умираю от любви; что, может быть,
умру к вечеру.
Б а л ь з а м и н о в а. Ну, что за
глупости ты говоришь.
К р а с а в и н а. Зачем умирать! Надо
жить, а мы на вас будем радоваться!
Б а л ь з а м и н о в. Нет, нет, пускай
сберут все розы и лилеи и насыплют
на гроб мой.
Б а л ь з а м и н о в а. Эх, Миша, уж не
говорил бы ты лучше, не стыдил бы ты
меня!.. Так мы придем. А позвольте
спросить... конечно, еще все это, как
бог даст, а все-таки интересно знать,
как насчет приданого?
К р а с а в и н а. Золотая невеста! У
нее своих денег — после отца
достались — триста тысяч серебра.
Б а л ь з а м и н о в (вскочив). Охо, хо,
хо! (Ходит по комнате.)
К р а с а в и н а. Ишь его схватывает!
Б а л ь з а м и н о в а. Что это ты, Миша,
не умеешь вести себя!.. Уж извините
его, — от радости.
К р а с а в и н а. Обрадуешься! Деньги-то
деньгами, да и собой-то уж очень
красавица: телом сахар, из себя
солидна, во всей полноте; как
одевается, две девки насилу
застегнут. Даже несколько
совестится. Чего же, я говорю,
совеститься, коли бог дал. Аккурат
пельсик. Ну, прощайте! Вечерком
увидимся.
Б а л ь з а м и н о в а. Прощайте! На
дорожку-то. (Наливает.)
К р а с а в и н а. И то выпить; об одной-то
хромать будешь. (Пьет и закусывает.)
Прощай, победитель!
Б а л ь з а м и н о в. Прощай! (Кидается
к ней на шею.)
К р а с а в и н а. Рад, рад, уж вижу, что
рад; только смотри, под силу ль
дерево-то рубишь? Ну, прощай,
развозжай, разиня уж уехал. (Уходит.)
Бальзаминова провожает ее до кухни
и возвращается.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Бальзаминов, Бальзаминова и потом
Матрена.
Б а л ь з а м и н о в. Где мой крандаш,
где мой крандаш?
Б а л ь з а м и н о в а. На что тебе
крандаш?
Б а л ь з а м и н о в. Надо, маменька.
Матрена! Матрена!
Матрена входит.
Где мой крандаш?
М а т р е н а. А я почем знаю. Какой же
ты писарь после этого, когда
крандаш потерял.
Б а л ь з а м и н о в. Писарь! писарь!
М а т р е н а. Ведь крандаш у тебя все
равно что у солдата ружье. Так нешто
солдаты ружья теряют?
Б а л ь з а м и н о в. Какой я писарь! Я
скоро барин буду.
М а т р е н а. Ты барин? Непохоже.
Б а л ь з а м и н о в. А вот увидишь,
как триста тысяч получу.
М а т р е н а. Триста тысяч! Не верю. У
кого ж это такие деньги бешеные,
чтоб за тебя триста тысяч дали. Да
ты их счесть-то не умеешь.
Б а л ь з а м и н о в. Ну, да что с тобой
разговаривать! Ты ничего не
понимаешь.
М а т р е н а. Где понимать! А еще
жених, жениться хочет, а сам крандаш
потерял. Бесстыдник!
Б а л ь з а м и н о в (шарит в боковом
кармане). Вот он, нашел.
Б а л ь з а м и н о в а. Ну, что ж будет?
Б а л ь з а м и н о в. А вот сейчас. (Берет
с комода бумажку и садится у стола.)
Я теперь получаю жалованья сто
двадцать рублей в год, мы их и
проживаем; а как будет триста тысяч
(пишет триста тысяч), так если по
тысяче в год... все-таки мне на
триста лет хватит.
М а т р е н а (всплеснув руками).
Батюшки!
Б а л ь з а м и н о в а. Неужли ж ты
триста лет хочешь прожить!..
Б а л ь з а м и н о в. Ну, позвольте!
Если по две в год (пишет), все на
полтораста лет хватит.
Б а л ь з а м и н о в а. Ты рехнулся
совсем.
Б а л ь з а м и н о в. Что ж, маменька,
при хорошей-то жизни, может быть и
проживешь.
М а т р е н а. Как не прожить!
Б а л ь з а м и н о в. Ах, я о процентах-то
и забыл. Сколько, маменька,
процентов с трехсот тысяч?
Б а л ь з а м и н о в а. Да, чай, тысяч
двенадцать.
Б а л ь з а м и н о в. Кажется,
маменька, с чем-то двенадцать тысяч.
М а т р е н а. С денежкой.
Б а л ь з а м и н о в. С какой денежкой!
Что ты врешь!
М а т р е н а. Что считать-то, чего нет.
Смотреть-то скучно. Ты вот сочти
лучше: девять веников, по денежке
веник, много ли денег? И того не
счесть. (Уходит.)
Б а л ь з а м и н о в (встает). Пойду
погулять, пусть немного ветром
обдует; а то уж очень много мыслей в
голове об жизни.
Б а л ь з а м и н о в а. Ты бы пока
слова-то подбирал, какие ужо
говорить с невестой.
Б а л ь з а м и н о в. А вот я во время
прогулки и буду слова подбирать.
Б а л ь з а м и н о в а. А я платье
приготовлю, надо ужо одеться
хорошенько.
Уходят.
КАРТИНА ВТОРАЯ
В доме купчихи Ничкиной: богатая
купеческая гостиная, хорошо
меблированная; рояль.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Ничкина в широкой блузе, Капочка
тоже и Маланья входят.
Н и ч к и н а. Как жарко! А пообедаешь,
так еще пуще разморит... так
разморит... разморин такой нападет,
не глядела б ни на что! (Садится на
диван.)
К а п о ч к а. Давай, Малаша, споем.
Н и ч к и н а. Ну вас, и так жарко.
К а п о ч к а. Мы, маменька,
потихоньку. (Садится за рояль.)
Капочка и Малаша запевают: «Вот на
пути село большое». Немного погодя
Ничкина пристает к ним.
Н и ч к и н а (перестав петь). Бросьте,
а то и меня взманили. Устала.
К а п о ч к а. Что это, маменька, как
вы капризны! Вдруг на меня нашла
фантазия петь, а вы не даете.
Н и ч к и н а. Да жарко, Капочка.
К а п о ч к а. В другой раз сами
будете просить, а у меня фантазии не
будет. Кто ж виноват, что вам жарко.
Это даже довольно странно с вашей
стороны!
Н и ч к и н а. Ну, уж ты!
К а п о ч к а. Чем же мне развлекаться
прикажете? Кавалеров у нас не
бывает. Только и делаем, что по
целым дням с Малашей в окно глядим.
Вы, пожалуй, и этого не позволите.
Н и ч к и н а. Делай что хочешь,
только не тревожь ты меня.
Устинька входит в шляпке.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Те же и Устинька. [Устинька немного
картавит. (Примеч. авт.)]
У с т и н ь к а. Здравствуйте,
Клеопатра Ивановна!
Н и ч к и н а. Здравствуй, Устинька!
Что, жарко на дворе?
У с т и н ь к а. Жарко.
Н и ч к и н а. Что это за наказанье!
У с т и н ь к а. Здравствуй, Капочка! (Снимает
шляпку.) Сейчас видела твой предмет,
ходит по набережной в забвении
чувств.
К а п о ч к а. Ах! Одно сердце
страдает, а другое не знает.
У с т и н ь к а. Что же, Клеопатра
Ивановна, вы посылали к нему
Гавриловну?
Н и ч к и н а. Да... вот... баловница я. И
не надо б мне вас слушать-то, а я
послала нынче. Кто меня похвалит за
это! Всякий умный человек заругает.
Да вот пристала, ну я по слабости и
послушалась. Кто его знает, какой он
там! Придет в дом... как жених... страм.
У с т и н ь к а. Над сердцем нельзя
шутить.
М а л а н ь я. В сердце-то замирание
бывает, сударыня.
Н и ч к и н а. Какое сердце! Так, с
жиру... Знаем мы это сердце-то... сама
была в девках... Другая б строгая
мать-то пришила б хвост-то тебе, да
сама б нашла жениха-то хорошего, а
не сволочь какую-нибудь.
У с т и н ь к а. Нынче уж тиранство-то
не в моде.
Н и ч к и н а. Какое тиранство! Не то
что тиранство, у меня и рассудку-то
не хватает... да и жарко-то... Батюшки!..
говорить-то, и то тяжело... так уж и
махнула рукой — что хочет, то и
делает.
У с т и н ь к а. Самые нынешние
понятия.
К а п о ч к а. А в чахотку-то, маменька,
разве не приходят от родителей?
У с т и н ь к а. Разве есть законы для
чувств?
К а п о ч к а. Разве не бегают из дому-то
в слуховое окно?
У с т и н ь к а. Или в форточку.
М а л а н ь я. А то и в подворотню,
барышня.
Н и ч к и н а. Так-то так... да уж и воли-то
вам большой дать нельзя... с вами
стыда-то и не оберешься... на все
Замоскворечье...
У с т и н ь к а. Однако какой сюжет вы
об нас имеете! Мы, кажется, себя
ничем не доказали с такой стороны.
К а п о ч к а. Уж маменька скажет
словечко — одолжит. Вот этак при
людях отпечатает, ведь осрамит,
куда деться от стыда! Подумают, что
мы и в самом деле такие.
Н и ч к и н а. Разве нет баловниц-то?
Неправду, что ль, я говорю?
У с т и н ь к а. Хотя и есть, но все-таки
это до нас не относится.
К а п о ч к а. Все больше от родителей,
потому что запирают.
Н и ч к и н а. Нельзя и не запирать-то...
вас...
У с т и н ь к а. Напрасно так
полагаете. Одно суеверие.
К а п о ч к а. Никакого толку-то нет
от запиранья.
Н и ч к и н а. Все-таки спишь
спокойнее... не думается... не то, что
на свободе.
Капочка, Устинька и Маланья хохочут.
Чему вы смеетесь-то? Известно,
присмотр лучше... Без присмотру
нельзя.
Капочка, Устинька и Маланья хохочут.
Чему вы?
К а п о ч к а. Своему смеху.
Н и ч к и н а. Что вы меня насмех, что
ли, подымаете? Не глупей я вас...
Батюшки, жарко! (Маланье.) Ты чему,
дура?
М а л а н ь я. Я на барышень глядя.
У с т и н ь к а. Да как же не смеяться?
Разве можно за девушкой усмотреть!
Что вы говорите-то!
К а п о ч к а. Хоть тысяча глаз гляди,
все равно.
Н и ч к и н а. Есть чем хвалиться!
Куда как хорошо!
У с т и н ь к а. Мы и не хвалимся и
совсем это не про себя говорим;
напрасно вы так понимаете об нас. Мы
вообще говорим про девушек, что
довольно смешно их запирать, потому
что можно найти тысячу средств... и
кто ж их не знает. А об нас и
разговору нет. Кто может подумать
даже! Мы с Капочкой оченно себя
знаем и совсем не тех правил.
Кажется, держим себя довольно гордо
и деликатно.
Н и ч к и н а. Случаю-то вам нет...
У с т и н ь к а. Ах, боже мой! Разве
можно так обижать девушек!
К а п о ч к а. Да ведь маменька судит
по-старому, как в ее время было.
Н и ч к и н а. Да разве давно это
время было-то!
У с т и н ь к а. Нынче уж девушки
стали гораздо благороднее во всех
направлениях.
К а п о ч к а. Уж я не знаю, что вы
говорите, маменька. Неужели я, при
всей моей кротости в жизни, не могла
угодить вам?
Н и ч к и н а. Ах, отстаньте от меня, и
без вас тошно! Куда деться-то от
жару? Батюшки!
М а л а н ь я. Шли бы, сударыня, на
погребицу.
Н и ч к и н а. И то на погребицу.
Входит Красавина.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Те же и Красавина.
К р а с а в и н а. Здравствуйте! Все
справила и ответ принесла. Что,
Калюпатра Ивановна, аль неможется?
Н и ч к и н а. Ничего... Садись...
только подальше, а то жарко...
К а п о ч к а. Какой же ответ?
К р а с а в и н а. Загорелось! И
подождешь, не велика важность. (Ничкиной.)
Коли жарко, ты бы пивца велела
подать с леднику: говорят,
прохлаждает.
Н и ч к и н а. Все говорят —
прохлаждает... ничего не
прохлаждает.
К р а с а в и н а. А то чайку...
Н и ч к и н а. Ничего не прохлаждает...
Поди, Маланья, поставь самовар.
Маланья уходит.
У с т и н ь к а. Но, однако, скажите, вы
должны же дать ответ об том, зачем
вас посылали.
К р а с а в и н а. А мой ответ будет
короткий. По щучьему веленью, по
моему прошенью, извольте
снаряжаться, — к вечеру гости будут.
Н и ч к и н а. Ты чего лишнего не
сболтнула ли?
К р а с а в и н а. Ничего я лишнего не
сказала; сказала только: пожалуйте
в наш сад вечером погулять, вишенье,
орешенье щипать. Он так обрадовался,
ровно лунатик какой сделался.
К а п о ч к а. Ах, я боюсь.
У с т и н ь к а. Чего же ты боишься,
душа моя? Довольно непонятно для
меня.
К а п о ч к а. Я всегда боюсь мужчин,
особенно в кого влюблена.
К р а с а в и н а. Что его бояться-то,
не укусит.
К а п о ч к а. Уж лучше б они прямо
говорили; а то заведут такие
разговоры, издалека, не знаешь, что
отвечать.
К р а с а в и н а. Как можно прямо-то!
Нехорошо! Стыдно! Известно, для
прилику нужно сначала об чем-нибудь
об другом поговорить.
К а п о ч к а. Отчего же не сказать
прямо, когда что чувствуешь. Ах,
Устинька, я ужасть как боюсь. Ну,
сконфузишься? Я никак не могу
воздержать своих чувств... Вдруг
могу сделать что-нибудь... могу все
чувства потерять...
У с т и н ь к а. Не бойся, я буду с
тобой. Я уж тебя не выдам.
Говорят шепотом.
Н и ч к и н а. Нового нет ли чего?
К р а с а в и н а. Что бы тебе новое-то
сказать? Да вот, говорят, что царь
Фараон стал по ночам из моря
выходить, и с войском; покажется и
опять уйдет. Говорят, это перед
последним концом.
Н и ч к и н а. Как страшно!
К р а с а в и н а. Да говорят, белый
арап на нас подымается, двести
миллионтов войска ведет.
Н и ч к и н а. Откуда же он, белый арап?
К р а с а в и н а. Из Белой Арапии.
Н и ч к и н а. Как будет на свете-то
жить! Такие страсти! Времена-то
такие тяжелые!
К р а с а в и н а. Да говорят еще,
какая-то комета ли, планида ли идет;
так ученые в митроскоп смотрели на
небо и рассчитали по цифрам, в
который день и в котором часу она на
землю сядет.
Н и ч к и н а. Разве можно знать божью
планиду! У всякого человека есть
своя планида... Батюшки, как жарко!
Разделась бы, да нельзя —
праздничный день, в окошки народ
смотрит; в сад войдешь — соседи в
забор глядят.
К р а с а в и н а. А ставни закрыть.
Маланья входит.
М а л а н ь я. Братец приехал.
Н и ч к и н а. Батюшки! В такой жар...
К а п о ч к а. Как бы, маменька, он у
нас дела не расстроил! Дяденька
такой необразованный!
У с т и н ь к а. Уж какие могут быть
понятия, из степи приехал!
Н и ч к и н а. Не из степи, а из
Коломны.
У с т и н ь к а. Все равно, одно
образование, один вкус.
К а п о ч к а. Маменька, вы ему
командовать-то не давайте.
Н и ч к и н а. Разве с ним сговоришь!
К а п о ч к а. Вот наказанье-то!
У с т и н ь к а. Нет, вообрази, что
может Бальзаминов подумать о вас,
видя такое невежество!
Н и ч к и н а (Маланье). Поди проводи
его прямо в столовую. Да обедать
подать, — чай, с дороги-то есть
захочет. Пойти принять его.
Ничкина, Маланья и Красавина уходят.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Капочка и Устинька.
К а п о ч к а. Вот принесло вовремя!
Теперь все в доме на русский манер
пойдет. Ах, я чувствую свою судьбу;
расстроит он маменьку. Ну, как он да
научит маменьку отдать меня за
купца с бородой! Тогда я умру от
любви.
У с т и н ь к а. Зачем такие жестокие
слова говорить!
К а п о ч к а. Нет, Устинька, ты не
знаешь моего сердца! Мое сердце
самое горячее к любви.
У с т и н ь к а. Капочка, скажи, душка,
как ты влюбилась? Я ужасть как люблю
открытия в любви от своих подруг.
К а п о ч к а. Ах! одна минута — и
навек все кончено! Шла я вечером
откуда-то с Маланьей, вдруг нам
навстречу молодой человек, в
голубом галстуке; посмотрел на меня
с такой душой в глазах, даже уму
непостижимо! А потом взял опустил
глаза довольно гордо. Я вдруг
почувствовала, но никакого виду не
подала. Он пошел за нами до дому и
раза три прошел мимо окон. Голубой
цвет так идет к нему, что я уж и не
знаю, что со мной было!
У с т и н ь к а. Знаков он тебе
никаких не показывает, когда ходит
мимо?
К а п о ч к а. Нет. Только всегда так
жалко смотрит, как самый постоянный.
У с т и н ь к а. И часто ходит?
К а п о ч к а. Ах, Устинька, каждый
день. Ах!.. Разве уж очень грязно...
У с т и н ь к а. Это значит, он просто
сгорает... И должно быть, самый,
самый пламенный к любви.
К а п о ч к а. Ах! Я не знаю, что со
мной будет, когда я его увижу! Для
моих чувств нет границ.
У с т и н ь к а. Однако все-таки нужно
себя удерживать немного.
К а п о ч к а. Ах! Сверх сил моих.
Неуеденов, Юша и Ничкина входят.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Капочка, Устинька, Ничкина,
Неуеденов и Юша.
К а п о ч к а. Здравствуйте, дяденька!
(Подходит и целует дядю.)
Устинька кланяется.
Ю ш а. Здравствуйте-с. (Подходит к
Капочке, кланяется, целуются три
раза, опять кланяется и встряхивает
головой; так же и с Устинькой. Потом
садится в углу на самый последний
стул и сидит потупя глаза.)
Н е у е д е н о в. Как живешь, Капочка?
(Садится.)
К а п о ч к а. Слава богу, дяденька.
Покорно вас благодарю.
Н е у е д е н о в. Весело ли?
К а п о ч к а. Ничего, весело-с.
Н е у е д е н о в. Женихи есть ли? Чай,
так у ворот на разные голоса и воют.
У с т и н ь к а. Какой разговор!
Н е у е д е н о в. А что ж разговор! Чем,
барышня, нехорош?
У с т и н ь к а. Неприлично при
барышнях так говорить; нынче не
принято.
Н е у е д е н о в. Да-с! Я ведь с
племянницей разговариваю, а до
других прочих мне дела нет. (Ничкиной.)
Чья такая?
Н и ч к и н а. Подруга Капочки.
Н е у е д е н о в. Из благородных, что
ль?
Н и ч к и н а. Нет, из купеческих.
Н е у е д е н о в. Ну, так невелика
птица... А ведь и то, сестра, жарко.
Н и ч к и н а. И то, братец, жарко.
Н е у е д е н о в. Юфим!
Юша подходит.
На-ка, возьми мой кафтан-то. (Снимает
кафтан.) Снеси его к нам в комнату.
Юша берет и уходит.
У с т и н ь к а. Какое необразование!
Н е у е д е н о в. Ничего-с! Не взыщут!
Н и ч к и н а. Вы, братец, соснуть не
хотите ли?
Н е у е д е н о в. Нет. Я б теперь
орешков пощелкал. А потом можно и
соснуть.
Н и ч к и н а. Маланья!
Входят Маланья и Юша.
Принеси поди братцу орехов.
Н е у е д е н о в. Юфим! Поди поищи на
дворе камень; поглаже выбери, да
потяжеле.
Юша уходит.
К а п о ч к а. Зачем вам, дяденька,
камень?
Н е у е д е н о в. Что ты испугалась?
Небось! я орехи...
У с т и н ь к а. Боже мой!
Входит Маланья с орехами.
Н и ч к и н а. Пожалуйте, братец.
Маланья подносит ему орехи на
тарелке.
Н е у е д е н о в. Поставь на окно. (Подходит
к окну, открывает и садится против
него.)
Маланья ставит орехи на окно, Юша
входит с камнем.
Подай сюда!
Юша подает.
Здесь-то лучше продувает. (Кладет на
окно по ореху и по два и разбивает
их камнем.)
К а п о ч к а. Дяденька, что это вы с
камнем-то у окна сидите! Вы этак
испугаете у меня жениха, когда он
пойдет.
Н е у е д е н о в (продолжая колотить
орехи). Какого жениха?
Н и ч к и н а. Да... вот... такая жара, а
мы сватовство затеяли... какая
теперь свадьба... в такой жар...
Н е у е д е н о в. А вот дай срок, я
посмотрю, что за жених.
К а п о ч к а (берет дядю за плечи).
Дяденька, право, испугаете!
Н е у е д е н о в. Поди прочь! (Продолжает
стучать.)
Капочка подходит к Устиньке,
обнимается с ней и смотрит с
презреньем на дядю.
К а п о ч к а. Какой страм!
У с т и н ь к а. Какое невежество!
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Сад: направо сарай с голубятней и
калитка; прямо забор и за ним
деревья другого сада; налево
беседка, за беседкой деревья;
посередине сцены, в кустах, стол и
скамейки; подле сарая куст и
скамейка.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Капочка, Устинька и Юша входят.
К а п о ч к а. Ох! Ох! Я умру!
У с т и н ь к а. Что ты так вздыхаешь!
Смотри, что-нибудь лопнет.
К а п о ч к а. Ох! Он сейчас придет.
У с т и н ь к а. Разумеется, придет.
Его маменька пошла к твоей, а он
сюда придет.
К а п о ч к а. Ох!
Ю ш а. Что, это голубятня у вас?
К а п о ч к а. Ох! голубятня.
Ю ш а. Так первым долгом слазить
надоть, проминовать нельзя. (Уходит.)
У с т и н ь к а. Ну, и прекрасно; а то
он только мешает.
Бальзаминов входит в калитку.
К а п о ч к а. Ах, идет!
Гуляют, обнявшись, по авансцене, как
будто не замечая его.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Те же и Бальзаминов.
Б а л ь з а м и н о в (несколько
времени ходит молча, потом
встречается будто нечаянно с
Капочкой и Устинькой). Здравствуйте-с.
(Кланяется.)
Капочка и Устинька кланяются и идут
дальше. Бальзаминов за ними.
Какой приятный запах у вас в саду.
У с т и н ь к а. Да-с.
Б а л ь з а м и н о в. Продаете яблоки
или сами кушаете?
К а п о ч к а. Сами-с.
Юша показывается на голубятне.
Б а л ь з а м и н о в. Я когда-нибудь
ночью приду к вам в сад яблоки
воровать.
К а п о ч к а. Ах!
У с т и н ь к а. У них собаки злые.
Б а л ь з а м и н о в. Как прикажете
понимать ваши слова?
У с т и н ь к а. Слова эти совсем не до
вас касаются, а до воров; вы и так
завсегда можете здесь гулять, вам
завсегда будут рады.
К а п о ч к а. Да-с.
Б а л ь з а м и н о в. Покорнейше вас
благодарю за ваше приглашение.
У с т и н ь к а. Здесь в окружности
ужасть как мало хороших кавалеров
для знакомства с барышнями.
К а п о ч к а. И всего только двое:
Толкачев да Кирпичев.
У с т и н ь к а. Какие же это кавалеры?
Разве хорошая девушка может иметь с
ними знакомство или любовь. Себя
страмить! Один — антриган, все
говорит из-под политики и в
насмешку; другой — антиресан,
знакомится с дамами из антиресу. Вы
лучше всех.
К а п о ч к а. Да-с.
У с т и н ь к а. Вот вам от нас
привелегия!
Б а л ь з а м и н о в. Я даже не знаю,
как вас благодарить за все ваши
снисхождения!
Капочка садится на скамейку с
правой стороны. Устинька стоит
подле нее. Бальзаминов поодаль.
К а п о ч к а (Устиньке тихо). Что он
говорит? Уж лучше б прямо.
У с т и н ь к а (тихо). А вот погоди, я
ему сейчас скажу.
К а п о ч к а (тихо). Ах, не говори.
У с т и н ь к а. Нельзя же! (Подходит к
Бальзаминову и отводит его в
сторону.) Капочка просила вам
сказать, чтобы вы были с ней
посмелее, а то она сама очень робка.
Вы ничего, не конфузьтесь, у нас
просто. А я пойду постерегу: как
войдет кто, я дам вам знать. Что же
вы стоите! Ступайте к ней скорей.
Б а л ь з а м и н о в (откашливается).
Гм... Гм... Сейчас. (Стоит.)
У с т и н ь к а. Сейчас, а сами ни с
места. (Толкает его.) Ступайте
скорей, а то помешают.
Б а л ь з а м и н о в. Гм... Гм... (Громко.)
Гм... Сейчас.
У с т и н ь к а. Это даже неучтиво с
вашей стороны — заставлять себя
дожидаться.
Б а л ь з а м и н о в. Сейчас-с! (Медленно
идет к Капочке.)
Устинька становится у калитки.
К а п о ч к а (Бальзаминову). Садитесь!
Бальзаминов садится довольно
далеко от Капочки, смотрит в землю и
изредка откашливается.
Капочка смотрит на забор. Юша
наблюдает за ними с голубятни.
Довольно долгое молчание.
Б а л ь з а м и н о в. Что вам лучше
нравится, зима или лето?
К а п о ч к а. Лето лучше-с. Летом
можно гулять.
Б а л ь з а м и н о в. А зимой кататься.
К а п о ч к а. Летом всякие цветы
расцветают.
Б а л ь з а м и н о в. А зимой очень
весело на святках и на масленице.
К а п о ч к а. А летом весело в семик-с.
Б а л ь з а м и н о в. Вы на масленице с
которого дня начинаете кушать
блины?
К а п о ч к а. Со вторника-с... А летом
всякие ягоды поспевают.
Молчание. Бальзаминов тянется к
Капочке, она к нему, целуются и
потупляют глаза в землю.
Ю ш а (на голубятне). Раз!
У с т и н ь к а (грозит ему). Молчи!
Молчание.
К а п о ч к а. Какие ягоды вы больше
любите?
Б а л ь з а м и н о в. А вы какие?
К а п о ч к а. Клубнику со сливками.
Б а л ь з а м и н о в. А я крыжовник.
К а п о ч к а. Вы шутите! Как можно
крыжовник... он колется.
Б а л ь з а м и н о в. Я этого не боюсь-с.
А вы разве боитесь-с?
К а п о ч к а. Ах! Что вы говорите? Я
вас не понимаю.
Капочка начинает склоняться в
сторону Бальзаминова, Бальзаминов
в ее сторону;
целуются и опять опускают глаза в
землю.
Ю ш а (с голубятни). Два!
У с т и н ь к а (Юше). Молчи, говорю я
тебе.
К а п о ч к а. А вообще, что вы больше
всего любите?
Б а л ь з а м и н о в. Вас-с. А вы?
К а п о ч к а. Можете сами догадаться.
Целуются.
Ю ш а. Три! (Бежит с голубятни.)
У с т и н ь к а (подходит к
Бальзаминову). Подите за беседку.
Когда можно будет, я вас позову.
Бальзаминов уходит за беседку.
К а п о ч к а. Ах, какой милый!
У с т и н ь к а. Юша все с голубятни
видел.
К а п о ч к а. Ах, он дяденьке скажет!
У с т и н ь к а. Погоди, мы его
уговорим.
Юша входит.
К а п о ч к а. Ты, Юша, смотри, никому
не сказывай, что видел.
У с т и н ь к а. Это нужды нет —
целоваться, только сказывать не
надо. Я, пожалуй, и тебя поцелую. (Целует
Юшу.)
К а п о ч к а. И я. (Целует.)
У с т и н ь к а. И еще поцелуем. (Целует
его с жаром.)
Ю ш а. Да не надо! (Отсторанивает их
руками.) Что пристали! Закричу! Ай!
Ну вас! Ай! Пустите, я опять на
голубятню пойду. Караул!
У с т и н ь к а. Нет, уж я тебя не пущу
на голубятню. Пойдем со мной в
беседку.
Ю ш а. Я, пожалуй, пойду, только не
приставай, а то закричу.
Устинька берет его за руку и ведет в
беседку.
У с т и н ь к а (подходя к беседке).
Выходите! Теперь можно.
Бальзаминов выходит из-за беседки.
К а п о ч к а. Ах, не подходите ко мне
близко!
Б а л ь з а м и н о в. За что такие
немилости-с?
К а п о ч к а. Мужчинам доверять
никак нельзя.
Б а л ь з а м и н о в. Но я могу себя
ограничить-с.
К а п о ч к а. Все так говорят; но на
деле выходит совсем противное. Я
мужчин не виню, для них все легко и
доступно; но наша сестра всегда
должна опасаться по своей
горячности к любви. Ах! я вас боюсь!
Лучше оставьте меня.
Б а л ь з а м и н о в. Какие жестокости
для моего сердца!
К а п о ч к а. Оставьте, оставьте меня!
Б а л ь з а м и н о в. Умерла моя
надежда и скончалася любовь!
К а п о ч к а. Ах, для чего только мы
рождены с такою слабостью! Мужчина
все может над нами... ах!
Б а л ь з а м и н о в. Как же я могу без
вашего расположения-с? (Садится
возле Капочки.)
К а п о ч к а. Ах! Что вы со мной
сделали!
Б а л ь з а м и н о в. Извините, я был
вне себя-с.
К а п о ч к а. Что может противиться
любви! (Приклоняется к Бальзаминову.
Целуются). Навеки!
Устинька и Юша выходят из беседки.
У с т и н ь к а. Идут, идут.
Капочка подходит к Устиньке. В
калитку входят Ничкина,
Бальзаминова и Маланья с чайным
прибором,
который ставит на стол.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Бальзаминов, Капочка, Устинька, Юша,
Ничкина, Бальзаминова и Маланья.
Н и ч к и н а (Маланье). А самовар
принесешь, когда братец встанет.
Маланья уходит.
(Бальзаминовой.) Сядемте... жарко. (Садятся
у стола. Бальзаминову.) Садитесь с
нами... побеседуемте!
Бальзаминов садится. Барышни и Юша
тоже садятся возле стола.
(Капочке.) Ишь, как тебя стянули... в
такой жар.
У с т и н ь к а. Оставьте, вы
конфузите.
Н и ч к и н а. Вы читаете газеты?
Б а л ь з а м и н о в. Читаю-с.
Б а л ь з а м и н о в а. Он мне всякие
новости рассказывает.
Н и ч к и н а. А мы не читаем... ничего
не знаем... что там делается. Вот я у
вас хотела спросить, не читали ли вы
чего про Наполеона? Говорят, опять
на Москву идти хочет.
Б а л ь з а м и н о в. Где же ему теперь-с!
Он еще внове, не успел еще у себя
устроиться. Пишут, что все дворцы да
комнаты отделывает.
Н и ч к и н а. А как отделает, так, чай,
пойдет на Москву-то с двунадесять
языков?
Б а л ь з а м и н о в. Не знаю-с. В
газетах как-то глухо про это пишут-с.
Н и ч к и н а. Да вот еще, скажите вы
мне: говорят, царь Фараон стал по
ночам с войском из моря выходить.
Б а л ь з а м и н о в. Очень может быть-с.
Н и ч к и н а. А где это море?
Б а л ь з а м и н о в. Должно быть,
недалеко от Палестины.
Н и ч к и н а. А большая Палестина?
Б а л ь з а м и н о в. Большая-с.
Н и ч к и н а. Далеко от Царьграда?
Б а л ь з а м и н о в. Не очень далеко-с.
Н и ч к и н а. Должно быть, шестьдесят
верст... Ото всех от таких мест
шестьдесят верст, говорят... только
Киев дальше.
Ю ш а. Царьград, тетенька, это — пуп
земли?
Н и ч к и н а. Да, миленький. (Пристально
оглядывает Бальзаминова.)
Б а л ь з а м и н о в (жмется). Что вы
так на меня смотрите?
Н и ч к и н а. Узко как платье-то на
вас сшито.
Б а л ь з а м и н о в. Это по моде-с.
Б а л ь з а м и н о в а. Он у меня
всегда по моде одевается.
Н и ч к и н а. Какая уж мода в такую
жару?.. Чай, вам жарко... ну, а по улице-то
ходить в таком платье, просто
угореть можно.
Б а л ь з а м и н о в. Ничего-с. Покорно
вас благодарю за внимание!
Молчание.
Н и ч к и н а. Двужильные лошади,
говорят, бывают... и не устают
никогда, и не надорвутся.
У с т и н ь к а. Что за разговор об
лошадях!
Н и ч к и н а. Так об чем же говорить-то?..
Ну, скажи, коли ты умна.
У с т и н ь к а. Есть разные разговоры.
А то вы разговариваете, а мы должны
молчать. Куда как приятно! Вот два
самые благородные разговора — один:
что лучше — мужчина или женщина?
Н и ч к и н а. Ну, уж нашла сравнение!
Уж что женщина! Куда она годится!
Курица не птица, женщина не человек!
У с т и н ь к а. Ах нет, зачем же!
Пускай мужчины защищают свое
звание, а женщины свое; вот и пойдет
разговор. А другой разговор еще
антиресней. Что тяжеле: ждать и не
дождаться или иметь и потерять?
Б а л ь з а м и н о в а. Это самый
приятный для общества разговор.
Н и ч к и н а. Уж этого я ни в жизнь не
пойму.
К а п о ч к а. Что вы, маменька! Не
страмите себя.
Входят Неуеденов и Маланья с
самоваром, ставит его на стол и
уходит.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Те же и Неуеденов.
[Сидят в следующем порядке: справа,
ближе к зрителям, на стуле
Неуеденов; с правой стороны стола
Ничкина и Бальзаминова;
за столом
Юша; слева, у стола, Капочка и
Устинька; слева, ближе к зрителям,
на стуле Бальзаминов. (Примеч. авт.)]
Н е у е д е н о в. Соснул малым делом.
Н и ч к и н а. Братец, садитесь! Вот
наши новые знакомые!
Н е у е д е н о в (кланяется
Бальзаминовой). Здравствуйте!
Бальзаминова кланяется.
Здравствуйте, милостивый государь!
(Протягивает Бальзаминову руку, тот
робко подает свою.) Служить
изволите? (Садится.)
Б а л ь з а м и н о в. Служу-с.
Н е у е д е н о в. Хорошее дело-с.
Всякому свое-с: купец торгуй,
чиновник служи, шатун шатайся.
Н и ч к и н а. Не угодно ли, господа,
чайку?
Маланья подает на подносе.
Н е у е д е н о в. Я с вами буду, сударь,
про наше дело купеческое говорить.
Вот у меня сестра — она женщина
богатая, а ведь глупая — с деньгами-то
не знает, что делать. А в нашем, в
купеческом деле — деньги важная
вещь.
У с т и н ь к а. Неужли только одним
купцам деньги нужны?
Б а л ь з а м и н о в. Деньги всякому
приятно иметь-с.
Н е у е д е н о в. Никому, сударь, и не
запрещается. Кому приятно иметь,
тот наживи.
Б а л ь з а м и н о в а. Трудно
наживать-то по нынешним временам.
Б а л ь з а м и н о в. Особенно если
человек со вкусом-с, просто должен
страдать. Хочется жить прилично, а
способов никаких нет-с. Вот хоть бы
я...
Н е у е д е н о в. Зачем же жить-то
прилично такому человеку, который
не имеет способов деньги достать?
Б а л ь з а м и н о в а. А коли человек
не имеет способностей ни к службе,
ни к чему, коли бог не дал, чем же он
виноват?
Б а л ь з а м и н о в. Да-с. А в мечтах
все представляется богатство и
даже во сне снится; притом же вкусу
много.
Н е у е д е н о в. А по-моему — такому
человеку, который не умеет достать
ничего, не то что в богатстве жить, а
и вовсе жить незачем.
Б а л ь з а м и н о в а. Куда ж их
девать-то?
Н е у е д е н о в. В черную работу,
землю копать. Это дело всякий умеет.
Сколько выработал, столько и денег
бери.
Б а л ь з а м и н о в а. Этак будет на
свете жить нельзя.
У с т и н ь к а. Не у всех такие
понятия.
Н е у е д е н о в. Какой, сударь, чин
носите на себе?
Б а л ь з а м и н о в Первый-с.
Н е у е д е н о в. Ну, вам до генерала
еще далеко. А много ли жалованья по
своим трудам получаете?
Б а л ь з а м и н о в. Сто двадцать
рублей-с.
Н е у е д е н о в. Это, по-нашему,
значит: в одном кармане смеркается,
а в другом заря занимается; по-татарски
— ёк, а по-русски — нет ничего.
Н и ч к и н а. Маланья, прими чашки, я
налью еще.
Маланья принимает пустые чашки.
Ничкина наливает. Маланья разносит
и отходит с подносом к стороне.
Н е у е д е н о в. Так вот, сударь, я уж
вам говорил, что сестра у меня дура
набитая.
Н и ч к и н а. Ну, уж... ты, братец... ну,
право! С тобой не сговоришь... право,
ну!
Н е у е д е н о в. Что ты нукаешь-то? —
не запрягла еще... Так докладывал я
вам, что сестра у меня глупа-с.
Больше всего я боюсь, что она и зятя-то
такого же дурака найдет, как сама. У
баб волос долог, да ум короток.
Тогда уж все дело брось.
Б а л ь з а м и н о в а. У них такое
состояние, что ввек и с зятем не
прожить; а бедного человека могут
осчастливить.
Н е у е д е н о в. Да ведь деньги-то ее
муж наживал не для того. чтоб она их
мотала да проживала с разными
прожектёрами. На деньги-то надо
дело делать. Купеческий капитал,
сударыня, важное дело. Хороший-то
купец, с большим капиталом, и себе
пользу делает, да и обществу вдвое.
У с т и н ь к а. Не все наживать, надо
когда-нибудь и проживать для своего
удовольствия.
Н е у е д е н о в. А разве мы не
проживаем! Да проживать-то надобно
с толком. Я, сударь мой, вот за
сестру теперь очень опасаюсь.
Подвернется ей фертик во фрачке с
пуговками или какой с эполетками, а
она, сдуру-то, и обрадуется, как
невесть какому счастью. Дочь-то
отдаст — нужды нет, а вот денег-то
жалко...
Н и ч к и н а. Да, братец, точно жалко.
К а п о ч к а. Вы, кажется, маменька,
меня уморить хотите?
У с т и н ь к а. Сказали, да и на
попятный.
Н е у е д е н о в. Да ведь, Капочка, у
них совести очень мало. Другой
сунется в службу, в какую бы то ни на
есть, послужит без году неделю,
повиляет хвостом, видит: не тяга —
умишка-то не хватает, учился-то
плохо, двух перечесть не умеет, лень-то
прежде его родилась, а
побарствовать-то хочется: вот он и
пойдет бродить по улицам да по
гуляньям, — не объявится ли какая
дура с деньгами. Так нешто честно
это?
Н и ч к и н а (тихо). Перестаньте,
братец... поймут.
Н е у е д е н о в. Ничего, я обиняком. А
по-моему, так и грех таким людям
денег-то дать. Наши деньги-то на
распутство пойдут да на важность
глупую. Нос-то подымет, станет
издеваться да величаться над своим
братом, который гроши-то трудом
достает, в поте лица. Коли счесть,
сколько наша братия, по своей
глупости, денег роздали за дочерьми
разным аферистам, — так, право,
сердце повернется. Что добра-то бы
можно на эти деньги сделать! Боже
мой! Эти деньги, я так считаю, у
общества украдены. Как вы об этом
думаете, сударь мой?
Б а л ь з а м и н о в. Не все же в таких
направлениях, как вы говорите.
Н е у е д е н о в. Нет, сударь, уж кто
взялся за такую спекуляцию, я тому
гроша не поверю. Хорошие люди во
всяком звании есть. И разбирать
нечего, беден кто или богат — я
этого сестре не советую. Смотри на
человека, умеет ли он дело делать.
Коли умеет, так давай ему денег,
сколько хочешь, все на пользу. А вот
щелкопёры-то, извините вы меня,
больно нам не к масти. Другому и вся
цена-то две копейки ассигнациями, а
он успеет оходить дуру какую, так
еще форс показывает. Мне, говорит,
вот столько-то денег давай,
приданое давай самое лучшее.
Ю ш а.
Соболий салоп атласный,
Воротник суконный красный!
У с т и н ь к а и К а п о ч к а (Юше).
Молчи!
Н е у е д е н о в (Юше). Юшка, молчи!
Наши-то бабы сдуру батистовых
рубашек ему нашьют, того-сего, с ног
до головы оденут; а он-то после
ломается перед публикой, и ничего
ему — не совестно! Везде деньги
бросает, чтоб его добрым барином
звали.
К а п о ч к а. Вы, дяденька, оттого так
рассуждаете, что вы совсем
необразованны.
Н е у е д е н о в. Именно, мой друг,
необразованны. Не одна ты это
говоришь. Вот и те голые-то, которых
мы обуваем да одеваем, да на
беспутную их жизнь деньги даем,
тоже нас необразованными зовут. Им
бы только от нас деньги-то взять, а
родни-то хоть век не видать.
Б а л ь з а м и н о в а (встает). После
таких слов нам с тобой, Миша,
кажется, здесь нечего делать.
Н е у е д е н о в. Да, похоже на то. На
воре-то, видно, шапка горит.
Б а л ь з а м и н о в. Я этих слов,
маменька, на свой счет не принимаю.
Н е у е д е н о в. Нет, я на ваш счет.
Вот маменька-то ваша поумнее —
сейчас поняла.
Б а л ь з а м и н о в. Я за большим,
пожалуй, не погонюсь: мне хоть бы
что-нибудь дали.
Н е у е д е н о в. Ведь у тебя ни гроша
нет, так тебе все барыш, что ни дай.
Б а л ь з а м и н о в. В таком случае,
прощайте-с. (Кланяется всем.) Я не
ожидал-с.
Б а л ь з а м и н о в а. Благодарим за
угощенье.
Н и ч к и н а. Не на чем-с.
Н е у е д е н о в. Ходите почаще, без
вас веселей.
Бальзаминов и Бальзаминова
подходят к калитке. Юша за ними.
Б а л ь з а м и н о в а. Я говорила тебе,
Миша, что праздничный сон — до
обеда.
Б а л ь з а м и н о в. Кабы я его в
будни видел, совсем бы другое дело
было.
Уходят.
Ю ш а (в калитку). Заходите! Нам без
дураков скучно.
Н е у е д е н о в. Юшка, молчи!
К а п о ч к а. Ох, я умру!
У с т и н ь к а (тихо). Сделайся как
без чувств.
К а п о ч к а. Ах! (Падает на скамейку.)
Н и ч к и н а. Батюшки! Что это с ней?
Н е у е д е н о в. Ничего, пройдет.
Маланья, поди-ка вели принести ушат
воды.
К а п о ч к а (встает). Нет уж,
извините, я этого не позволю.
Н е у е д е н о в. Ожила! Эх, сестра!
Как тебя не ругать-то! Какую было
штуку выкинула! Такой товар (показывая
на Капочку), да еще с деньгами, за
стрекулиста было отдала. А я тебе уж
и жениха приготовил. Молодого
русачка, здорового, свежего, умницу.
А уж какой делец-то! Да и с капиталом.
Н и ч к и н а. Посватайте, братец.
Н е у е д е н о в. Посватать, Капочка?
К а п о ч к а. Он с бородой?
Н е у е д е н о в. С маленькой.
К а п о ч к а. Да ведь она вырастет.
Н е у е д е н о в. Эка глупая! Пока она
вырастет, так уж ты привыкнешь... А
какой красавец-то! Посватать, что ли?
К а п о ч к а (потупившись).
Посватайте.
Н е у е д е н о в. Так-то лучше. Вот и
по рукам.
1857